Наталья Рыбак: "Я занималась с Алешей даже на летних каникулах"

Шесть часов молодая женщина просидела с 3-летним глухим ребенком под кабинетом Э.Леонгард. Автор методики для глухих и слабослышащих вместе с помощницами принимала родителей в Москве. 1973 год — Наталья Николаевна Рыбак преодолевает свыше 800 км — Киев-Москва, чтобы показать своего глухого сына Алексея специалистам и услышать их рекомендации. Никто из них еще не знает, что в 2004 Алеша закончит университет и будет архитектором: проектировать станции метро в Киеве. Какие трудности пришлось преодолеть маме глухого ребенка в СССР? Говорим об особенностях домашнего воспитания с Натальей Николаевной Рыбак.

Сыну в год проверили слух и поставили диагноз глухота. Каждый месяц я как исполнительная мама приходила с Алешей к врачу-педиатру. Меня волновало, что где-то после 8-9 месяцев он перестал отзываться на имя. Хотя уже агукал и лепетал, появились короткие слова — мама, баба, папа. Никакого не было предчувствия. Я зову его «Алеша, Алеша», а он играет и не отзывается. Стукнула. Повернулся.

Врач сразу направила к невропатологу. Потому что у меня были тяжелые роды. Медики, думали, что последствия могли сказаться на нервной системе. Решили проверить слух. Врач сказала медсестре выйти, и постучать в дверь. У меня и в мыслях не было, что ребенок может не слышать. Сын был внимательный и увидел, что медсестра выходит и проводил ее зрительно. Задержался взглядом на двери. И она тут же постучала. Сын отреагировал. А врач говорит: «Так он слышит». Говорю: «Так он все видит». Он общительный был с маленького возраста. Попросили, чтобы медсестра задержалась на пару минут и только потом постучалась. И она стучала-стучала, а Алеша не слышит. У меня сердце опустилось.

Я вышла из кабинета. Слезы текут: «Почему у меня? Почему это случилось с моим ребенком?» Неделю я была в растерянности. Потом собрала свои чувства в кулак и задалась вопросом: «Что делать?» И я стала обращаться везде, куда могла в Киеве. В 1971 году мне говорили, что сын еще мал, чтобы определить его степень тугоухости. На то время таких исследований, как сейчас делают новорожденным, не делали. Тогда еще сурдопедагогов не было. Были дефектологи, которые занимались с тугоухими детками. В годик очень сложно было определить его слух по игровой аудиометрии. В то время для глухих были плохие аппараты – они гудели, не было индивидуальных вкладышей. У Алексея была 4 тугоухость или глухота под вопросом.

Я искала информацию, в разные инстанции ходила, но ничего не могла найти. Потом узнала, что в Киеве есть два интерната. Мне сказали, что сына обязательно нужно отдавать в 2 года в спецсадик, чтобы с ним занимались.

(Слева) Алексей Нашивочников — художник и архитектор

А потом мне попалось объявление в газете «Труд». Я возила клубнику в Москву и летом купила газету. На двух страницах было много информации о том, что будет проходить семинар в ВОГе. Это был отчет родителей по работе с неслышащими детьми (со всей России). И я поехала в Москву, остановилась у свекрови. На то время я не знала, что есть глухие и слабослышащие, что есть 5 степеней снижения слуха. И что всех этих детей, которых показывали, это были тугоухие детки. Показывали, как с ними заниматься, что акцент должен быть на слух и на зрение, чтобы ребенок обязательно читал по губам.

После этой встречи я воспрянула духом. На семинаре предлагали разную литературу, которую можно было приобрести. Я купила математику для неслышащих. И мне попалась книга Э.Леонгард. Она в то время возглавляла Институт дефектологии. В книге показывалось как пальчиком ставить звуки и заниматься с ребенком. На семинаре каждому давали программу на 18 месяцев с помесячным планом. Расписаны были занятия на каждый день. Я уже в поезде начала читать эти упражнения.

Мне многое было не понятно. Например, зачем класть веревку и ходить по ней ребенку? Или брать доску от 1 до 2 м длиной и шириной 15 см, чтобы он по ней ходил. Мячик катать или машинки. В то время я даже не знала, зачем фасоль перебирать – за мелкую моторику даже не слышала. А он с удовольствием раскладывал. Поставлю перед ним несколько блюдец, дам разные фасолины – и сын раскладывает их по цвету. Желтый и зеленый горох перебирал. Потом уже на ходу придумывала. И со временем поняла зачем это все надо.

С месяцев 6-ти начала смотреть с сыном книжки-раскладушки. И по этим книжкам рассказывала и показывала персонажей. Это мышка – пи-пи, это лягушка — ква-ква, мишка – аааа, я ему на ухо рассказывала. Что-то он все-таки слышал. Птички полетели – гули-гули. Он повторял гласные: а, о, у, на кошку говорил ау, вместо мяу, на собаку – ав-ав. Потом просто в книжке подписывала лягушка сидит, волк бежит, медведь идет. А потом добавляла – сидит на траве.

У нас была коробочка со сказками – все 6 сказок Алеша знал. Я использовала все настольные игры того времени – лото, домино.

Наталья Рыбак — настойчивая мама 

Было такое, что оба падали на пол в слезах, плакали, когда сын не хотел заниматься. Потом переходили уже к занятиям игровым, чтобы он отвлекся. Занятия были с утра и до вечера. Днем он 2 часа спал.

Все было дома подписано. Во время еды – я ему объясняла: это все еда. Муж авиаконструктор плакатными перьями писал таблички с названиями. Со временем сын уже сам начал подкладывать таблички на стул, на стол и ко всем предметам и продуктам на кухне: ложка, вилка, тарелка, каша, картошка. И он зрительно это запоминал.

Использовала фото близкого окружения – папа, мама, дедушка, бабушка, знакомые взрослые и дети по именам. Это выглядело так: фото и подпись — табличка с именем. Каждый день нужно было по методике добавлять по 2-3 новых слова. Сын подходил и сам смотрел на эти фото.

«Посмотрим, чего вы добились». В 1973 году я повезла Алешу в Москву, где принимала Леонгард. Нас не хотели принимать. Мы просидели около 6 часов под кабинетом. Вышла ее помощница: «Вы не ушли?» Я говорю: «Нет. Передайте Леонгард, что я два года назад была у вас на семинаре. И занималась по вашим месячным заданиям». Она пошла и рассказала. Нас приняли.

Алексей зашел в помещение. Все новое, ему интересно — рассматривает. А Леонгард: «Хватит рассматривать, садитесь с ребенком». Я стукнула о пол, чтобы привлечь внимание сына и говорю: «Алеша, будем заниматься». В комнате был стол и три стула. Он подошел, сел за стол, сложил ручки — это в 3 года! Они рты открыли: «Да, занимаетесь. Ну посмотрим, чего вы добились».

Все тесты он прошел. Пирамиду по величине сложил, под фото родных подкладывал имена. Собирал геометрические фигуры: кружки к кружкам, трапеции к трапециям. Они только пересматривались, а их там трое было. Он все тесты сделал с первого раза. Ни разу не ошибся. И Леонгард говорит: «У него развитие 6-летнего нормального ребенка. Если вы и даже будете заниматься с таким же упорством, что вы сделали за 2 года, то он у вас и институт закончит». Я говорю: «Хочу его отдать в общеобразовательную школу». Но мне сказали: «Эта проблемой будет. Как его воспримут дети? Это будет тяжело психологически для вашего сына. Но школу для слабослышащих вы свободно можете посещать». После этой встречи я стала искать сурдопедагога, чтобы звуки поставить правильно. В 4 года, это уже все платно было. Ходил занимался, и четче стал говорить.

Алеша любил читать с детства

Я поняла, что главное учить ребёнка читать и понимать прочитанное. Тогда в Москве специалисты сделали аудиограмму на месте, чтобы проверить насколько хорошо слышит ребенок. Они с трудом верили в то, что видели. После этой встречи я решила, что надо быстрее Алешу научить читать и готовить его в массовую школу.

Алеше подойдет только интернат. В Москве мне сказали, что у нас есть центр НИИ на ул.Зоологической. Я ходила туда, там сделали аудиограмму и сказали, что Алеше светит только интернат. Когда сыну был год – мне пришло письмо из отдела образования – ваш ребенок должен находиться в интернате и указан адрес. А я уже за это время увидела, сколько всего Алеша достиг, как вырос. Что соседи все удивлялись и говорили мне: ты посмотри, какой он умный! Успокаивали меня, что сын все слышит и понимает.

Сын очень любил конструировать и собирать игрушечные здания. Моя соседка работала в магазине игрушек. Тогда импортные игрушки были большим дефицитом. Она мне приносила все новинки, которые поступали в магазин. Помню была такая игра с панелью с окнами, с дверями. Алеше очень нравилось собирать такие здания.

Я продолжала получать письма от отдела образования, что мой ребенок должен учиться в интернате. И примерно, когда Алеше было 2 года, я решила посмотреть, что там и как. Мы зашли на территорию интерната, и я увидела, идут детки маленькие с воспитательницей. Все с перевязками: у кого горло, у кого уши, у всех сопли текут. Увидели нас с Алешей и кричат: «Мама, мама». Тянут к нам руки. Алеша в плач. Я хватаю Алешу на руки. Сплошной детский рев. Воспитатель ко мне обращается: «Вы привели ребенка?» А я отвечаю ей: «Я не привела ребенка, я пришла посмотреть. Но это мне не нравится». «Мамаша, вы что? Ваш ребенок должен учиться». Я в сердцах ей: «Дома он будет учиться». А после диалога с ней я еще больше убедилась, что Алеша тут учиться не будет:

— Из интерната домой можно забирать ребенка?

— Нет.

— Раз в неделю забирать?

– Нет. Только на каникулы: летние и зимние.

Я выяснила, что даже на весенние и осенние нельзя было забирать ребенка. Я разворачиваюсь и ухожу, а она за мной бежит: «Мамаша, мамаша!»

Автор: слабослышащий художник Евгений Финенко. Портрет А.Нашивочникова

Когда гуляли на улице, писала буквы на песке. Если вы помните были такие щиты с информацией, афиши. Он очень любил читать с таких щитов. Он уже искал знакомые буквы, потом знакомые слова. «Мама, ирк, ирк!» Значит, уже новый цирк. Алеша был не капризный.

Один каприз у сына был — книжный магазин. Это сильное пристрастие было. Если появлялась новая книга, он просил, чтобы я покупала. Мать мужа работала в «Киевросторге». У нас книг дома было очень много. Он не порвал ни одной книги, даже в маленьком возрасте. Если плохая погода на улице — он мог спокойно сидеть и рассматривать книги. Я могла уйти на 2-3 часа, возвращалась, он еще сидел, аккуратно пересматривал и складывал стопочкой.

Алеша в год держал карандаш и разрисовывал бумагу. Когда мужа призвали в армию, мы поехали с ним. Помню, как много было в комнате мышей, пытались их вывести, но ничего не помогало. Алеша их боялся, с ногами на диван взбирался и строил дом. А я за молоком уходила. Это часа на 2-3. Помню, как он нарисовал в 3,5 года картинку с сохранением всех пропорций. Родственники удивлялись. В 6 лет сын ходил в художественный кружок. Его папа авиаконструктор, умер от перитонита. Не смог смириться с тем, что сын глухой. Алеше было 11 лет.

Алексей не только проектирует станции метро в Киеве

Настоящей находкой для нас стал англо-русский разговорник. Я купила два экземпляра. Мне понравилось, что там было много простых предложений на жизненные темы. Например, «Лифт едет вверх. Лифт едет вниз». Я клеила картинки на картонку и подписывала печатными буквами. Это было находкой. Сын уже визуально запоминал предложения.

Мне предлагали поступить на кафедру дефектологии, но я отказалась. Как-то я попала к Лебедевой – дефектологу НИИ кафедры дефектологии на Зоологической. Она посоветовала заниматься так: «Попробуйте, чтобы ребенок пересказывал текст. И по картинкам делать описания». Лебедева предлагала мне поступать в педагогический на кафедру дефектологии. И я отказалась, потому что у Алеши впереди 10 лет школы и я понимала сколько с ним нужно будет заниматься. К тому же, я сомневалась, это же нужно было мне самой готовиться к вступительным экзаменам. Она уговаривала меня: «Я буду в комиссии, вы сможете поступить. Я же вижу результаты по вашему ребенку!»

Штурмовать интернат № 18 для слабослышащих. Лебедева посоветовала мне обратиться в садик для слабослышащих. Если сын пойдет в нулевку, то ему легче будет поступить в интернат для слабослышащих. Я хотела Алешу отдать в интернат для слабослышащих. Мы пришли в садик по ул.Толстого. Алеша сразу побежал в группу к детям. Мы уже тогда букварь учили. И в классе тоже 6-летки были, учительница с каждым работала. После опроса лучших, взяла Алешу. Она очень удивилась, что Алеша отвечал на все вопросы и сказала мне: «Здесь он за год не продвинется, ведь уже знает программу. Вы еще позанимайтесь год, тогда уже штурмуйте 18 интернат».

Я занималась с Алешей даже на летних каникулах. Знала родителей, которые вместе со мной на семинаре были в Москве, но не занимались, а водили только на занятия. Я удивлялась, ведь мы все получили расписанную программу на 18 месяцев. Обычно за летние каникулы дети многое забывают. Я использовала эти три месяца для развития Алеши. Брала учебники у подруги, которая работала в школе учительницей младших классов.

С активной гражданской позицией

Идите в интернат для глухих. В конце августа я привела Алешу к учительнице слабослышащего интерната. Алеша уже читал в конце букваря. В конце учебника по математике решал примеры. Учительница попросила прийти первого сентября. Я привела сына, и он пошел вместе со всеми в класс. Педагог стала спрашивать его и очень удивлялась, когда в классе дети не знали ответ, а Алеша отвечал. Мы с ней пришли в кабинет к директору. Он начал звать сына: «Алеша, Алеша». Сын не откликался. И директор спросил: «Он что глухой? А почему вы пришли в нашу школу? Вы мне зубы не заговаривайте. Идите в интернат для глухих!» Учительница рядом стоит и подтверждает, что сын только что у доски решал примеры. Но директор был категоричен.

Отправили нас на комиссию. После неудачной попытки в школе для слабослышащих мы поехали в министерство образования. Там на меня набросилась секретарь: «8 лет ребенку! Воспитывается в селе у бабушки дедушки, а потом приходят и хотят, чтобы их в школу взяли. А теперь его к 6-леткам в подготовительный класс устраивать!» Меня удивило, что так быстро решается судьба ребенка без тестов и определения его уровня. Я говорю: «Мы только что были на Воскресенке, он в классе отвечал. Ему делать нечего во 2-м классе». И она посоветовала ехать нам на медико-педагогическую комиссию.

Чему вы могли научить? Когда мы приехали на ПМПК, нас тоже встретили очень прохладно:

— Сколько ему лет?

— 8.

— А чего так поздно пришли?

— Потому что я сама с ним занималась.

— У вас что образование?

— Экономическое.

— Так чему вы могли его научить?

— Вы его спросите что-то.

И ему начали задавать самые простые вопросы: как тебя зовут, сколько тебе лет, где ты живешь? Какая улица? Номер дома? Когда ты родился? Он все ответил. Писать умеешь? Пиши: а, о, у. 2+1. А сын смеется. А я говорю: «Он до 100 в уме прибавляет». Голова комиссии удивился: «Как?» И решил проверить – 81+1? Сын улыбается: 82. Тогда я поворачиваюсь к Алеше и говорю: 79+5? Алеша отвечает: 84. Тот удивляется. У Алеши глухота написана. Я рассказала, как Алешу тестировали в интернате во 2-м классе, и что он один из всех учеников отвечал, считал и писал.

И даже после успешного тестирования нам предложили интернат для глухих. Ведь у Алеши был диагноз глухота. Я категорически отказалась и ушла, пообещав, что каждый год буду приводить сына на тестирование.

Вышла в коридор, а меня догоняет женщина и говорит: «Подождите! Я бы взяла вашего ребенка, но у меня в классе нет места. У меня только 3-й класс. Первого отделения. Я вам рекомендую съездить в 9-й интернат. Скажите, что Алешу проверили. И что порекомендовали в 3-й класс 2-го отделения». Я спрашиваю: «А что может получиться?» И слышу в ответ: «Такому ученику педагог будет только рада». И мы едем туда через весь город. Подождали, на перемене нашли нужный класс. Я — к педагогу. Учительница мне: «Я его проверю, протестирую». Соглашаюсь: «Хорошо, проверяйте». Стою под дверью. Учительница продержала сына возле доски весь урок. И он отвечал за всех.

Теремки (Киев) — одна из станций спроектированных Алексеем

Какое у вас образование? Потом учительница вышла и спрашивает меня: «С кем вы занимались?» Говорю: «Сама». Женщина удивляется: «А у вас какое образование?» Я говорю: «Не педагогическое. Хотя Лебедева меня приглашала на кафедру дефектологии». Учительнице интересно: «А почему вы не пошли?» Отвечаю: «Потому что мне 10 лет нужно уделять внимание занятиям сына, у него еще школа впереди». Когда я устроила сына в интернат-школу для слабослышащих, я вышла на работу. Через 8 лет перерыва.

Никто не понимает прочитанное. Позже, когда Алексей уже учился в школе для слабослышащих, он мне сказал, что из его одноклассников большинство не читают книги, не понимают прочитанное. А у него всегда с собой книга в сумке. Я была удивлена, а чему же их 12 лет учат?

Сын учился в библиотеке института все 5 лет. Сдавал вместе со всеми экзамены. В художественную школу его взяли сразу во 2-й класс. Тоже говорили, что у него большое будущее. Но сын захотел в архитектурный, а не в строительный. Туда, где было художественное мастерство (Академия архитектуры и искусств – прим.авт). И архитектор Скорик была руководителем группы.

Алексей с любимыми женщинами: дочерью и женой

Меня спрашивали: «Как вы могли научить его думать?» Я говорю, это тяжело объяснить. Семь лет – целыми днями занятия. Если кто-то хочет таких результатов – это большой труд. Алексей просит написать пособие. Не знаю, уже многое забыла. Но наброски периодически делаю, что-то вспоминаю и записываю.

Ходила только на собрания в школу. Я не любила туда ходить, потому что начинают Алешей и заканчивают Алешей. И родители меня не любили. Наверное, завидовали. С некоторыми одноклассниками сына я потом познакомилась, и они говорили мне: «Жаль, что со мной так мама настойчиво не занималась». Видела, что среди них были слабослышащие, но их с маленького возраста отдавали в интернат, хотя могли бы успешно заниматься.

Разговор записала Оксана Гунько